Я еду домой-3 - Страница 128

128

— Димон, надо будет — сами расторгуемся, — довольно жестко, с какой-то непривычной интонацией сказал до сего времени обычно мягкий Паша. — Если ты с кидняка свои дела решил начать, то торговать тебе только очком в известном месте. Нам репутация нормальная нужна.

— А че с репутацией-то? — с подвизгом возмутился Дима. — Мы его чего, обратно в Ден

Хельдер повезем? Уехал он и с концами, все, чего с репутацией-то сделается?

Дальше разговор прервался, Паша только буркнул что-то невнятное, а вот я, надо отдать должное собственной глупости и несообразительности, конкретных выводов из услышанного не сделал. Не сделал я "поправку на ветер" и после того, как вечером Мелкая перебралась с вещами в каюту к Витьку, который вовсе не возражал. Я уже считал Диму пустым трепачом и напыщенным дураком, поэтому всерьез и не относился. И зря. А ведь на самом деле его за пару дней опустили на самое дно местной социальной пирамиды, а Мелкая своей изменой нанесла ему последний удар, как серпом по… самолюбию.

Сегодня судно шло с раздаренными люками трюма, Витек что-то мудрил с электрикой, их открывающей, а я возился со своим барахлом, перекладывая его в кузове "ивеки". Надо было уложить то, что я взял с лодки, с тем, что так и хранилось в машине. Еще дня три и будет

Кронштадт, а оттуда путь домой. Тем более, что Кронштадт как "человеческий анклав" уже появился на карте радиста-гомосека Корне, так что знаем, куда идем.

Затем Витек выбрался из трюма и ушел, сказав, что ненадолго. Я лишь кивнул, не оборачиваясь, и когда услышал приближающиеся шаги, тоже голову поворачивать не стал, думал, что он пришел обратно. И тут что-то отразилось в боковом стекле грузовика, что-то не совсем правильное, такое, что заставило меня дернуться и рвануться в сторону.

Не успел. Грохнуло. Словно тысячей когтей рвануло левый бок и лопатку, в глазах вспыхнул свет, яркий как миллион солнц. Или даже не в глазах, а в самом мозгу, я так до конца и не понял. Когда свет рассеялся, разлетелся лучами по всей вселенной, я нашел себя укрывшимся за цистерной с топливом и судорожно дергающим пистолет из кобуры. Второй выстрел меня не достал, сыпанул дробовой осыпью по пузатому стальному боку танка, зазвенел на удивление мелодично стальной трубчатый каркас, в котором цистерна крепилась.

Каким-то краем сознания отметил, что белый бок цистерны измазан кровью — это я боком теранулся. Вывод: я ранен, возможно что сильно, крови много. Пока выводы делал, успел выхватить пистолет и отметить для себя, что стреляли из двустволки. Я услышал, как переломились стволы и как на металлическую палубу упали пустые гильзы. Я слышал даже тяжелое, испуганное дыхание стрелявшего, настолько тихо сейчас стало в трюме, словно даже судовая машина замолкла, остались только он и я, здесь, в этом замкнутом со всех сторон пространстве.

Опустившись на колено, высунулся из-за цистерны сбоку, и столкнулся глазами с Димой.

Он стоял метрах в десяти, судорожно пытаясь запихнуть в ружье два патрона и при этом даже не вспомнив про висящий на поясе "глок". Мы столкнулись взглядами, он побледнел.

Сделал шаг назад, неуверенный, какой-то заплетающийся, жалкий, и тогда я не стал его убивать. Не знаю почему, побрезговал, наверное. Или просто… не стал и все тут. Не захотел.

Опустил ствол "зига" ниже, навел пятнышко лазера, заметив, что руки трясутся, и выстрелил ему повыше колена.

Ружье упало на палубу, Дима свалился, схватившись за ногу, и протяжно закричал каким-

то женским голосом, повторяя: "Сука! Сука! Сука!". Я так и не понял, меня ли он имел в виду, или, например, бросившую его Мелкую, но когда я все же подошел к нему, удерживая ясно видимый в облаке порохового дыма луч у него на лице, он замолк. Я даже слышал, как стучали его зубы, а потом на штанах вдруг начало расплываться темное пятно и запахло мочой.

Тут откуда-то подбежал Витек, и я даже не сообразил направить ствол на него, хотя они вполне могли все вместе решить меня пристрелить. Но Витек не стрелял, а отпинав подальше двустволку, старательно помогал вязать Диме руки. Потом вокруг оказались как-

то все сразу, и сбежавший с ходового мостика Паша, и "девы". С меня стаскивали уже насквозь пропитанную кровью рубашку и затем неуклюже пытались бинтовать, толкаясь и переругиваясь. А я чего-то совсем поплыл, и бок как огнем жгло, из паяльной лампы.

7 июля, среда, поздний вечер. г. Кронштадт, Городская больница N 36, приемный покой

— Вот сюда можете разгрузку положить, и автомат ваш, — показала немолодая тетенька. -

Доктор сейчас придет, посидите минуточку.

Странно слышать слово "разгрузка" от немолодой медсестры сугубо гражданского вида.

Или санитарки? А без разницы, просто тетенька такая, сугубо мирного, даже домашнего вида, ей внукам сказки читать, а туда же, "разгрузка". Даже засмеялся после того, как вышла.

Огляделся. Приемный покой как в любой нашей больнице. У американцев он по-другому выглядит, там тебя как в лаборатории принимают, даже не поймешь, где доктор, а где кто.

Привезли меня сюда на фырчащей, прыгающей и громыхающей на неровностях зеленой "таблетке", которую водила-матрос гнал немилосердно, так, что мне приходилось держаться руками за все подряд в ходе, к счастью недолгой, поездки. Приняли нас с борта судна сразу обоих, меня и Диму, которого тоже везли на той же "таблетке", но уже под конвоем какого-

то немолодого мичмана с АКМС на плече. При этом мичман упорно именовал Диму "пиратом" и обещал ему наклеить синюю бороду. Правда, время от времени синяя борода в его высказываниях сменялась резиновой, но это уже не существенно. Дима, впавший в ступор, бледный и морально убитый, на эти издевательства никак не реагировал.

128